Поздний вечер. Небо какого-то странного ненебесного темно-желтого цвета. Непонятно, почему так темно, небо ведь почти светлого цвета. Долгожданный снежок. Наконец-то на белые ботинки не прилипают брызги талой снежной массы, только горсти белого сухого снега иногда оказываются на секунды на их носках. Совсем немного градусов ниже нуля, но для нашего уже почти тропического климата и уже отвыкших от «минус тридцати» людей это очень даже холодно. Ветер колючий, сухой. Хочется закрыть глаза из-за мороза и 3 часов сна ночью. Хочется упасть в снег из-за 3 часов сна ночью и 9 месяцев невидения этого всего белого, мягкого, пахнущего снеговиками  и буквально напевающего «Зиму» Вивальди. Да, если бы не было его «Зимы», ее просто необходимо было бы придумать. Ничто и никогда не рождало во мне такой страсти и беспокойства, как начало настоящей зимы. В этом, наверное, и русский зимний меланхоличный характер и мое заявляющее о себе зимнее происхождение. Непонятный трепет в далеко спрятанном под пуховиком сердце от этого слегка неловкого шагания по сугробам. Иду вот по этому только моему морозу. Я – невидимка, меня никто не видит, а я иногда врезаюсь ботинком с размаха в сугроб – делаю свою маленькую метель; ловлю на язык снежинки; кружусь вокруг себя – как планета в бесчувственном космосе; заглядываю в глаза этим странным людям, чтоб убедится, невидима ли я, да, невидима, их ничто не заботит, все для них идет своим чередом, ничто их не волнует, они как будто заводные игрушки – даже по сугробам чересчур ровно и четко идут. Ну почему они все такие? Почему не улыбаются каждой снежинке? Почему не любят самозабвенно каждый миг? Идут себе одной сплошной стеной. Жутковато даже как-то.
…Дыхание чего-то невещественного. Или кого-то. Оборачиваюсь. Почему-то сразу подумала, что сейчас за моей спиной должен оказаться именно он, Его ангел-хранитель. Короткие, по-бараньи кучерявые волосы, длинные ресницы, бездонные страдающие глаза, расстегнутое пальто, гуляющий под ним ветер. Не шевеля ни единым мускулом и не нарушая торжественности тишины:
«Ты вернешься?»
«Нет»
«Ты хочешь вернуться?»
«Нет»
«Но Ему нужна помощь»
«Моей помощи Он предпочел …»
«Ты заставляла Его страдать. У Него не было выхода»
«Выход есть всегда. Он сделал свой выбор»
«От него отвернулись все. Он ненавидит себя. Из-за того, как поступил с тобой и из-за своего выбора»
«Он знал, на что шел… Мне не легче. Было не легче и сейчас не легче. Что будет, я не знаю»
В этих отдающихся мне и от меня же много требующих глазах вдруг вспыхнула искорка. Одна фраза откровения и он счастлив, он будет теперь с большим энтузиазмом помогать Ему. Но что мне стоит вновь признаться себе, что Он все еще в моей груди.
«Ты не хочешь помочь… но хотя бы можешь, если я очень попрошу?»
…обреченный взгляд в сторону…
«Ты не обрекаешься на любовь, ты благословляешься на нее. Не строй из себя жертву. Улыбнись! Глупенькая! Ну, скажи, кто из нас знает, что и как в этом странном мире? А? Ведь ты только что об этом думала, я знаю. Ведь с тобой теперь буду и я. Ну, давай подними глаза и не бойся показать слезы, ведь в них сама душа! Скажи, что не стесняешься своих слез»
«Не стесняюсь»
«Ты пообещаешь подумать о том, чтобы помочь Ему?»
«Обещаю»
«Ты не пожалеешь, не сомневайся»
…
Снег закончился, иду не по сугробам, а по расчищенной дорожке, покрытой тонким ровным слоем свежих снежинок. Голова как-то слегка кружится, но я стараюсь идти ровнее. Заглядываю робко в глаза прохожим, они смущенно отворачиваются. Кто-то смотрит участливо и даже будто с сочувствием. На щеке больно кольнуло – замерзла капелька моей души. Растапливаю ее рукой и вытираю. Я уже не невидима. И все вокруг видят меня и даже чувствуют ко мне что-то несколько секунд, а, может, дольше. Я здесь, с ними, и они уже не такие странные, не такие бесчувственные, как мой космос. Я всего лишь немного сама приблизилась, явилась в их измерении, и они уже признали меня своей. И, кажется, уже я что-то им всем должна, что-то хочу сделать для них, чтоб они еще потом на меня смотрели своим небезразличием, даже пусть жалостью. Только бы не оставляли меня. Без своих глаз, без своих слов, искренне бьющегося сердца. Каждый из них просто подарит свой взгляд на сотую секунды (дольше – нельзя, эти сотые – интервал максимальной искренности) и я уже не думаю, что они – безликая стена. Они – это я. А я обязана за это жить для всех них.
…Кому-то там необходима была моя помощь? Я уже иду. Тороплюсь. Потерпи, МОЙ свет…